«Вот ведь, — продолжала крутиться в голове мистера Томпкинса ленивая мысль, — так и собственный нос не заметишь, если не знаешь, что он там есть. Думал, что второй указатель тоже будет черно-красным. Знал, и все. Можно сказать, уже видел его в своем воображении. Поэтому и проскочил мимо белого щита такой же величины. М-да. Смех, да и только». — Мистер Томпкинс расхохотался. Но постепенно ситуация перестала казаться забавной. Более того, чем больше он над ней размышлял, тем больше мрачнел.
Мистер Томпкинс ехал все медленнее и наконец остановил машину у обочины. Так он и сидел, вперив взгляд в далекий лес на горизонте, и думал. То, что поначалу показалось ему смешным казусом, забавным ошибкой логического мышления, на поверку оказалось вещью куда более серьезной. Одной из основных ошибок человеческого поведения. По крайней мере, основной ошибкой мистера Томпкинса. Чем больше он вспоминал свои неудачи и провалы, тем яснее видел, что все они имели под собой одну и ту же причину. В каждом случае он был абсолютно уверен в том, чего на самом деле не знал. (Как и сейчас, когда он искал черно-красный щит, хотя не мог наверняка знать заранее, какого он будет цвета.) И в каждом случае все свои усилия мистер Томпкинс направлял на то, чего он не знал, а не на то, чтобы еще раз осмыслить то, что он, казалось, прекрасно знает.
— Вот в чем моя главная ошибка, — думал мистер Томпкинс, — Может быть, другие тоже этим страдают, но для меня это особенно характерно. Я так уверен в том, что знаю, что не вижу доказательств своей неправоты. Даже когда они у меня под носом и написаны на огромном щите через всю дорогу.
Мистер Томпкинс откинул голову на подушку сиденья и уставился в серую ткань потолка. Так в чем же он абсолютно уверен сейчас? Где находится «мертвая зона», которая не дает ему увидеть истинное положение вещей? У него было ощущение, что он не замечает чего-то главного, чего-то, что коренным образом могло бы изменить работу над проектами в Айдриволи. Если бы он только догадался! Среди всех его знаний и наработок было что-то неправильное. Что-то, что мешало ему найти правильный подход к проектам. Мистер Томпкинс прикрыл глаза и сосредоточился. Какие же у него есть непререкаемые убеждения? Он попытался перебрать их по одному, заставляя себя сомневаться в каждом из них. Вдруг он вспомнил слова Аристотеля Кенороса: «Думай не о том, чтобы добавить, а о том, чтобы убавить…» Что же можно выкинуть из процесса разработки проекта, чтобы работа стала более эффективной? Да где же это «неправильное знание», эта уверенность, которая мешает ему увидеть все в нужном свете?
Мистер Томпкинс очнулся и поглядел вокруг. Он остановился здесь случайно, но место оказалось просто чудесным. С одной стороны дороги тянулся невысокий горный кряж. За ним простиралась по-осеннему яркая долина. В долине текла речушка, вдоль которой шла узкоколейка. Дальше речушка образовывала блестевшее на солнце озерцо. Отличное место для пикника. Мистер Томпкинс вытащил из машины корзинку с ленчем, одеяло и зашагал вниз по склону, в долину.
Даже перекусив и отдохнув на траве у озера, он не смог понять, в чем же кроется его ошибка. Его ошибочное знание. Но ничего, рано или поздно он его вычислит и исправит. И скорее рано, чем поздно, потому что теперь он точно знает, что оно есть, и будет настороже.
Перед тем, как снова двинуться в путь, мистер Томпкинс вытащил свою записную книжку и быстро записал всего пару фраз.
Человеку свойственно ошибаться
1. Нам кажется, что самое страшное — не знать чего-то. На самом деле гораздо хуже быть уверенным, что знаешь, когда на самом деле это не так.
Глава 19
Часть и целое
Аристотель Кенорос любил вставать рано. И если он собирался нанести визит, то чаще всего это становилось первым событием рабочего дня. Вот и сегодня, когда мистер Томпкинс пришел на работу, миссис Бирцих объявила ему, что Первый программист Моровии уже ждет его в кабинете. Так оно и было. Аристотель сидел на столе, вперив взгляд в таблицу, нарисованную на доске для записей.
— Это отчетная карточка, — пояснил Кенорос. — Я прошелся по всем командам и оценил их успехи в определении архитектуры приложения по пятибалльной шкале. При этом я интересовался не столько качеством их построений, сколько тем, насколько детально они были проработаны. Если вы описали низкоуровневую архитектуру приложения таким образом, что она определяет все модули кода и все взаимодействия между ними — тогда Кенорос поставит вам пятерку. Если ничего такого у вас нет, то единицу. Все прочие получают какой-то промежуточный балл. Вот, посмотри-ка.
Мистер Томпкинс сел за стол и стал рассматривать таблицу, прихлебывая кофе.
— Пожалуйста, скажи еще раз, что значит единица?
— Как правило, это означает, что команда произвела на свет некий политический документ и назвала это «дизайном системы». На самом деле такие тексты не содержат в себе ничего, кроме первоначальных соображений о том, какой в принципе может быть архитектура приложения.
— То есть, по твоей терминологии, это вообще не дизайн.
— Да. Разумеется, потом, в процессе написания кода, дизайн обязательно появится. Но суть в том, что за время, отведенное на продумывание архитектуры, команда не сделала ничего. За это они и получили единицу.
— Хм. А маленькие команды получили пятерки и четверки. В то время как среди больших нашлась только одна, которая получила не единицу, а хотя бы тройку. Отчего же так?
— А вот попробуй догадайся. Эту загадку я специально припас для тебя.
— Прежде всего, если я правильно помню, наша концепция написания кода в последний момент невозможна без отлично проработанного дизайна.
— Очень хорошо. Продолжай!
— И все равно я не понимаю, почему команды А дружно провалили эту фазу. Ведь они не смогут проделать всю работу, которая необходима для того, чтобы перейти к написанию кода.
— Именно. А если еще точнее, то они и не собираются работать по методу кодирования в последнюю минуту. Все шесть команд А уже давным-давно пишут код. Я пытался было убедить их отложить кодирование на последний момент, но у меня ничего не получилось.
— А остальные?
— В разной степени. Впрочем, так или иначе, все они пытаются применить этот подход. Все решили отложить код на последний момент, а до этого постараться как можно точнее описать все внутреннее устройство системы. Некоторые даже отвели на кодирование всего шестую часть времени разработки.
— Но ни одна команда А так поступать не стала?
— Ни одна.
— Ладно. Я сдаюсь. В чем же дело?
Кенорос плюхнулся на стул около мистера Томпкинса. Он широко улыбнулся, но ничего не ответил. Мистер Томпкинс попробовал еще раз:
— Так почему же команды А не захотели заниматься детальной проработкой дизайна?
— Они слишком большие.
— Кто? Что?
— У меня есть теория. Эти команды слишком большие. Когда приходит время заниматься дизайном, команда оказываеся слишком большой. Продумывать архитектуру системы хорошо вдвоем, втроем. Ну, в крайнем случае, можно поручить это четверым или пятерым. Пять человек могут собраться вокруг доски для записей и вместе придумать хорошее решение. Но двадцать человек вокруг доски для записей уже не соберешь.
— И все равно я не понимаю, почему это должно мешать работе. Четверо или пятеро занимаются дизайном, а остальные сосредотачиваются на чем-нибудь другом. Почему бы и нет?
— На чем же еще им сосредоточиться?
— Ну не знаю. На чем-нибудь другом.
— Определение архитектуры приложения — это, по сути, деление целого на части, очень важный этап в разработке программы. Как только вы его прошли, части можно раздавать для выполнения различным людям или командам. Пока вы этого не сделали, у вас нет никаких частей и раздавать вам нечего. Следовательно, вся команда должна работать вместе.